Собственные мысли Свете не понравились. Раз она не испытывает настоящей боли при воспоминании о Мишкиной измене, значит, не должна и злиться, а между тем определенно злится. Особенно глупо, что злится в основном не на мужа, действительно передо нею виноватого, а на Лану, которую по большому счету и обвинить-то не в чем. Полюбила Мишку и доставляла ему радость, не требуя ничего взамен и не собираясь разрушать чужой брак. За что тут осуждать? Света и не осуждает, просто ей вдруг страшно захотелось, чтобы красотка оказалась сейчас вот тут, на ковре, и чтобы можно было изо всех сил вцепиться ей в волосы.
Усилием воли смирив разбушевавшиеся чувства, Света вернулась к рассуждениям. Любовница убивает Витьку, пугается и решает отвести от себя подозрения, направив их на другого, а именно на Мишку. Она посылает ему сообщение с просьбой прийти, вытаскивает из бара любимое Мишкино виски и… Стоп! А откуда ей знать подобные тонкости, если это совершенно посторонняя дама? Витька развлекал ее рассказами о привычках сослуживцев? Сомнительно. Значит, дама вовсе не посторонняя, она связана с «Интермагом».
Вообще-то, Света видела на пикниках «Интермага» несколько милых девочек, имен которых не в состоянии была припомнить. Кто-то из них связался с Витькой? Похоже. Или… есть еще Анечка и Полина, жены Мишкиных — и одновременно Витькиных — заместителей. Их социальный статус выше, а Свету посещало смутное подозрение, что для Витьки социальный статус женщины не менее важен, чем ее внешность. Могла ли одна из них завести любовника?
«Анечка точно могла, — со вздохом констатировала Света. — И даже завела». Тут сомневаться не приходилось — отправившись как-то под Мишкиным воздействием в фитнес-центр, Света застала в массажном кабинете сцену… пожалуй, несколько уступавшую по недвусмысленности той, какую она наблюдала вчера в собственной спальне, однако приближавшуюся. Массажер был молодой и превосходно сложенный, этого не отнимешь. А Сергею Ивановичу, Анечкиному мужу, около пятидесяти, он милый смешной толстячок. В советские времена работал директором магазина, а теперь курирует в «Интермаге» то, что относится непосредственно к торговле. Анечке же недавно стукнуло двадцать. Она Свете скорее нравилась, и меньше всего хотелось подозревать в ней убийцу. Анечка удивительно незлобива и флегматична, при виде нее вспоминается персидская кошка.
Зато Полина — кошка сиамская. Хотя, говорят, это вранье и сиамки вовсе не злобные? Чего не скажешь о Полине. Красивая девчонка чуть старше двадцати, спокойная жизнь, любящий муж… с чего она бесится? Ее Лешка по нынешним временам очень ценный специалист, знает пять иностранных языков. За счет этого у «Интермага» нет проблем с поставками из европейских стран (и из США, разумеется, тоже). Хочет клиент, не вставая с дивана, получить… ну, чего там хотят эти ненормальные богачи? Подушку, приобретенную на Елисейских полях, или такой унитаз, каким изволит пользоваться лично американский президент. Пожалуйста, плати денежки и получай. Лешка договорится о приобретении того, что нужно, и получит документы, удостоверяющие, что это именно оно — без документов клиент, как вы понимаете, вряд ли сумеет оценить покупку по достоинству. А Полине все кажется, что Лешке недоплачивают. Мол, ему надо быть хозяином, а не подчиненным. С последним Света была совершенно не согласна. Лешка по природе довольно впечатлительный, а в наши времена иметь в России собственный бизнес и не подорвать душевное здоровье могут либо флегматики, подобные Мишке, либо махровые эгоисты вроде Витьки. Лешки одной Полины хватило, чтобы приобрести нервное истощение, куда ему еще и бизнес?
Зато с точки зрения супружеской верности Полину не в чем упрекнуть. Света никогда не замечала, чтобы та делала попытки кого-нибудь обольстить. Разве что рассчитывала на мазохиста, которому нравится неприкрытая злобность. Получается, Полина тут не при чем, Витькина любовница скорее Анечка. Хотя, впрочем, и Анечка к Витьке особого пристрастия проявляла. Она отвечала на его заигрывания, но без излишнего энтузиазма. Так что выбор конкретной кандидатуры придется оставить на будущее, а пока двинемся дальше.
Неизвестная особа, застрелившая Витьку и неплохо знакомая с Мишкой, отправляет Мишке на мобильник сообщение, выставляет на стол виски и ждет результата. Где ждет? Вряд ли в квартире, она бы побоялась быть обнаруженной. Она выходит, оставив открытой дверь, и отправляется… куда? Либо на лестничную площадку верхнего этажа, либо в свою припаркованную неподалеку машину. И там, и там ее вполне могли увидеть Витькины соседи. Надеюсь, у милиции хватит ума их порасспрашивать или они окончательно поддались на уловки неизвестной стервы и считают дело закрытым? А что, разве не стерва? Убить в приступе ревности — это Света еще понимала, сама вспыльчивая, но сознательно и планомерно подставить вместо себя другого человека… да еще кого — Мишку! К подобной мегере не может быть ни малейшего сочувствия, даже если Витька допекал ее с изощренностью маркиза де Сад. Ведь как преступница быстро сообразила: вспомнила о недавней ссоре компаньонов (кстати, значит, о ней знала), вспомнила, кому принадлежит ружье (и это-то она знала!), и устроила спектакль, развязку которого преспокойно наблюдает сейчас со стороны. Стерва, настоящая стерва!
С большим трудом Свете удалось немного погасить вспыхнувшую ярость. В конце концов, ведь это для нее Мишка — близкий человек, а для убийцы он никто, и засадить его за решетку ей представляется ничуть не более аморальным, чем любого другого. Кстати, почему она выбрала именно Мишку? Просто попался под руку или эта особа имела на него зуб и обрадовалась возможности напакостить? Хотя вряд ли. Света не припоминала женщин, имеющих зуб на Мишку. Разве что она сама, и то лишь со вчерашнего дня.